* * *

Cмерть моя - земли крушенье
страсти - неборазрушенье
непривычное к основам
тело вечно будет новым

Нарисую свет водою -
всё равно не утолиться
и летит за краем уха
сна предутренняя птица

* * *

Раскрываю весенний сказ,
скроюсь в бархатном переплёте
Вижу: снова в последний
и в первый раз
воскрешает Тавифу - Пётр
Много сшито ею одежд
золотистых плетений, цветений
и в Афинах,
и в Палестине не счесть
Тихо падают тени
плакальщиц

* * *

Опять сюжет, украденный из дней Рембо -
и старый цирк пропах слоновьим брюхом,
но тает свет Земля змеится пухом,
когда пройдет испарина корней

День Осьмый

В запечатанные двери
даже тихо не стучу -
с каждым вместе в полной мере
вечерять с утра хочу;
тем, кто любит, дам отныне
озарение ума -
не коснись Меня, Мария,
прикоснись ко мне, Фома.

* * *

Благовещение
Светлой Середы
Очищение
быстротечной воды
Брак в Кане
правят вечникане

* * *

Тихо приблизился
к нам на пути -
гнев незабвенный,
сердце, горевшее
в нас посреди,
было закамененно;
спор - бесконечный, живой
в царствии пыли:
"Вот, ведь Он мог -
силен пророк -
но не возмог: убили" -
не убедили ни речи его,
ни дорога, ни край
вечернего неба -
лишь после заката
открылся Он сам
в преломлении хлеба!